1.09.1978, 23.15 - 04.32, непонятные коридоры ---- Малфой-Мэнор

Озарение не приходило.
Люц мрачно взглянул на побрякушку: эта ценность, доставшаяся в наследство от родственников, значила слишком мало по сравнению с поместьем и сопутствующими проблемами. Повертел медальон в ладонях, пробуя на вес, ощупывая рельефы. Пора приносить пользу, - раскрыл и навёл волшебную палочку на округлый изумруд, вставленный внутрь. Пришла мысль о небезопасности поместья, но была быстро отметена в сторону - пусть так. Дурацкая апатия, - следствие насыщенного дня и интересной недели до него, - могущая завалить и человека с более крепкой психикой, была настойчива и.. права. В родном доме любая опасность сходит на нет.
Изумруд, приковавший его взгляд, стал портключом теперь - только дотронься.
И Люц дотронулся, не поднимаясь с пола, и оказался на другой планете. Мгновенная смена запахов, осязательных ощущений, температуры. Малфой-Мэнор встречал своего единственного теперь хозяина наглухо закрытыми окнами и растерянным домовиком в прихожей. Люциус был дезориентирован: ковёр, на котором он распластался по прибытии, был покрыт густым слоем бумаг, видимо, из рабочего кабинета отца, - парень распознал скорый резкий почерк Малфоя-старшего.
Поднялся замедленно, отряхнулся, оглядел скептически хаос. Так. И это ещё только прихожая.
- Добби... - голос срывающийся, сухой. Откашлялся - пергаментная пыль.
- Сэр?.. - эльф, как и обычно, выглядел виноватым. Люц посмотрел-посмотрел на него, да и махнул рукой: нечего себе нервы портить. Сам разберётся.
- Чаю, Добби. С лимоном, - всё, ушастая мелочь исчезла с глаз долой.
Огляделся ещё раз, зашипел сквозь зубы что-то обвинительное в непонятно чей адрес. Присел, откидывая волосы: муторно. Всё ещё муторно, и дальше - хуже.
Протянул руку - хмыкнул. Оказывается, дрожь в руках начинается с дрожи в плечах.
Тут участливый читатель может подумать, что слизеринца заедало горе и жалость о безвременной потере отца. Как бы ни так. Вы просто не представляете себе масштабов запущенности морального воспитания парня на начальных этапах взросления. Есть вещи, о которых он никогда не слышал; есть вещи, которых он никогда не испытывал; есть вещи, которых он не умеет.
Он не умел сожалеть. Потому что не любил душевную боль. Физическую - пожалуйста; кулаки мы залечим, кулаков не жалко. А вот страдать.. как-то это было не по-малфоевски в понимании Люца.
Горевать он умел, но недолго. Его банально не хватало на настоящее, долгое, утробное горе. Так, похмурится, попришибает стены, пофыркает и снова будет улыбаться себе. Холод? Да, холод, искренний. И улыбочка не тёплая отнюдь.
Но сейчас не мог. Ни улыбаться, ни бить стены так, как они того заслуживали. Ни сожалений, ни горя, ни вины. Ни-че-го из нормального спектра человеческих чувств.
Только руки дрожали и увязал в ощущении недовольства.
Быстро сгрёб бумаги в охапку и бросил на диван в гостиной, увалившись рядом. Вот так вот. Сверху - рабочий дневник отца. Заветная тетрадочка, с детства приглянувшаяся Люцу. Глаза заблестели: азарт. Раскрыл, взмахнув ладонью. Строки... Сделки - претензии - оправдания - долги чужие - долги свои - деньги - деньги - деньги - стоп-п. Всё. Пустые листы - там, где должны быть источники вышеуказанных денег. Люц осёкся внутренне: непорядки. Пролистал до конца - спокойно, размеренно - и не нашёл больше ничего. Закрыл глаза. Нота недоверия? Кому? Ему?.. Собственному сыну?..
Парень был близок к продуманной обиде, но быстро сообразил, что смысла в этом действе никакого - некому оценивать. Недоверие убивало наповал, прицельно. Отец собирался оставить свою маленькую империю единственному наследнику; отец должен был.. доверять ему. Не просто научить, с какими людьми связываться и как вести учёт расходов. Доверять. Что это - пустые листы? Недоверие? Внутренний голос развлекался и говорил, что финал сразу после кульминации - это такой творческий приём, и Люц верил себе, верил безоговорочно, чтоб не признавать этого унизительного факта - его равняли с толпой идиотов, населяющей мир. Его.. не воспринимали серьёзно. Дураки...
Возник домовик с огромной кружкой горячущего чая, поклонился и исчез. Хорошо. В этом явно был позитив.
Сидел и затирал руками и так потрёпанные страницы, не в силах понять... Вот отчего недовольство. От того, что сегодня утром в этой гостиной скончался чужой ему человек. Он ничего не знал об отце, кроме его страсти к финансовым махинациям. Чем он жил? Что любил, что читал, чего хотел в молодости? Сколько своих мечтаний он успел воплотить? Что было правдой в нём, а что он всегда скрывал? Люц затянулся спёртым воздухом: душно. Встал, распахнул окно, позволяя ночной прохладе освежить голову. Недопонял. Недоузнал. Недосмотрел. Не успел, не насытился.. Только поверхностно - что пьёт, что ест, во сколько приходит домой. И всё. Мало, мало до желания воскресить и выбить правду. Сдержался: эгоист, да, и силёнок не хватит. Пусть мёртвые хоронят своих мёртвых, - вспомнил. Усмехнулся. Вернулся на диван. И до утра сидел, перебирая пергаменты, не выходя из гостиной, похлёбывая ароматный чай. Хорошо, что есть ночь.
Заснул таки - светлели портьеры. Проходила боль.

---- Кабинет Дамблдора